Дикий Порт (Райские птицы) - Страница 93

К оглавлению

93

Батя аж задыхается от возмущения.

— Все вы у меня на горбу ездите! — для наглядности он поворочается и стучит себя кулаком по воображаемому горбу, — интеллигенты…

— Инородцы! — замогильным голосом подсказывает Ценкович и ухмыляется гнусно.

— Дети, дети… — продолжает Кхин, — мы в их возрасте…

— …думали, где денег взять. А они на стражу Родины готовятся.

— То-то я всю жизнь только об одном думаю — где денег взять!

— Зато я всегда знаю, где их взять.

— Где?

— У тебя! — отвечает Ценкович и смеётся, когда на него в шутку замахиваются кулаком. — Ваня, ты в прошлом месяце контрольный пакет «Platinum Motors» купил. И теперь говоришь мне, что денег нет.

— Вот поэтому и нет, что купил. От него польза. А от вас польза — где?

— Ваня, какая тебе нужна польза? В исторической перспективе?

— В масштабах пятилетки!

Некоторое время Ценкович выговаривает только «ых!» и «ух!», а потом заявляет:

— Ваня! Я таки старый еврей. Но ты своей большевистской прямотой даже меня ставишь в тупик.

Батя густо хохочет.

— Хороший ты мужик, Элька, — говорит он. — Только вредный очень. Тебе за вредность надо молоко бесплатно давать.

Местра Надеждина, улыбаясь, смотрит в окно. Они спорят и ругаются не всерьёз, защита её и опора, они на свой лад пытаются её развлечь. Ни слова о Порте и Начальнике Порта. Вопрос обговорён и закрыт, осталось исполнить задуманное.

Она очень устала за последнее время. Ваня сам вычерпан почти до дна, а на чём держится Элик, неясно даже ему самому. Как же не вовремя Димочка потерял равновесие… Нина и Женя не могут сравниться с ним, а Свете только семнадцать, и для таких дел она всё-таки слишком юна. Её без того успели уже загонять… ничего. Ничего. Всё пройдёт, всё скоро закончится, и они поедут на Терру-без-номера, а там хорошо и спокойно. Другие дела: лечебница, дети-мурята, верящие в Волшебную Бабушку… но когда видишь их лица, исчезают сами понятия «усталость» и «тяжесть». Совсем не то, что политика. Здесь — надо, должна. Там — не можешь не сделать.

Кортеж останавливается.

Двери машин взлетают бесшумно, как крылья.

Начальник Порта приветствует гостей с верха лестницы. Он ждёт. Уже давно, и ожидание это не рассеянно-равнодушное — острое, сосредоточенное, мучительное. Люнеманн немолод, не мог он вдруг свято поверить посулам Ценковича, позволить себе надежду невесть на что… Догадывается? Знает?

Успокаивающий взгляд Элии: всё правильно, всё под контролем.

Местра Надеждина поднимает лицо.

У Рихарда намётанный глаз, и человека в биопластиковом костюме он выделяет сразу. Пластик — на всех троих прибывших.

Двое из них ему знакомы. Это местер Кхин и местер Ценкович, триумвиры Седьмой Терры. Третья — женщина. Её он тоже видел прежде, на фото среди прочих данных по Райскому Саду, но самая реалистичная голограмма не может передать этого ощущения. Его даже словами не передать, потому что в лексиконе корсарского короля нет таких слов: они — по ведомству детей, поэтов и фантазёров.

Гостья выглядит моложе своих лет, но старше, чем могла бы с помощью пластика и косметолога; не излёт полуденной зрелости, тихое начало вечера. По всей видимости, ровесница Рихарда. Не чурается своей седины, даже морщины заметны, только руки — белые, крепкие, молодые.

Пустые слова. Как описание музыки.

…несколько секунд длятся попытки найти определение, и вот рождается столь же сухое: «перед корректором скептиков не бывает». Максимально точная формулировка, какую может предложить деловой человек.

Рихард делает шаг вперёд.

Смотрит в глаза местре Надеждиной, Алентипалне, третьему триумвиру Урала.

Ясные серые глаза.

Невероятно ясные.

Глава десятая
Заклятие крейсера

— Понимаешь, — сказал Свен, — они охотятся.

— То есть как?

Свен уставился на собственные ботинки. Пожевал губы. Адъютант командира мобильной армии, офицерскую академию закончил с отличием, прослушал трёхмесячные курсы военных ксенологов, командовал взводом на DRF-77/7, был на «Леди Лу» во время последнего славного рейда. Свен имел практический опыт. Попросту знал.

Он наступил на гигантскую, с ладонь, глянцевито-чёрную многоножку. Со вкусом, с хрустом, раздавил. Из многоножки потекло содержимое, обляпало ботинок. Свен проворчал ругательство, полез в куст вроде лопуха, от души рванул. Вытер обувь большим бархатистым листом.

— Охотятся, — повторил он.

Ксенология — предмет скользкий. Тут надо либо говорить коротко и по существу, а потом отдавать приказ, либо объяснять с самого начала, долго и подробно, пересказывая чуть не весь курс лекций. Свен мог и объяснить, но делать этого не любил. Раза три честно пробовал и выдыхался на полпути. Впрочем, преподаватели курсов предупреждали, что так оно и будет. Уступая просьбам, Свен всякий раз корил себя за идеализм. Нормальные люди, воспитанные нормальными людьми и потомками нормальных людей, они просто физически не могли уяснить себе чуждую манеру мышления. Организм отторгал. Нельзя, невозможно принять и поверить, что кто-то, обладающий разумом, действительно может так поступать и руководствоваться такими мотивами.

«Врёшь», — говорили ему. «Да чушь это всё!» — говорили ему. «Нет», — говорили ему и предлагали свой вариант, правильный, удобный, логичный. Порой Свену невыносимо хотелось согласиться и отправить умных нормальных людей действовать в соответствии с их представлениями о рритской логике. Но изуродованные трупы несогласных и самостоятельно мыслящих — слишком высокая цена за победу в споре.

93