Директриса считала, что между нею и куратором Райского Сада имело место некое соперничество, которое она, Данг-Сети, проиграла. Свой проигрыш Жемчуг при каждом удобном случае подчёркивала, отчего Бабушка, не разделявшая её представлений, очень нервничала. Алентипална полагала, что своим положением обязана не себе, а тем мужчинам, за чьими спинами ей так спокойно. Она старалась быть с Данг как можно вежливей, и только злила её этим.
— Кем ты хочешь быть? — спросила Бабушка.
— Не знаю. — Птиц смотрел, как течёт вода: падает сверху, серебряными пузырьками тревожит тёмное зеркало чаши, успокаивается, уходит дальше по жёлобу.
В эту самую чашу крайне удобно макать чью-нибудь дурную голову. Но когда рядом Алентипална, всё чародейство Райского Сада выбирается из щелей, где пряталось от малолетнего хулиганья. Давным-давно сели за проекты великие архитекторы, ландшафтные дизайнеры и художники, а молодая Бабушка украдкой спела им творческую удачу. Сложной и необыденной была цель — не украшение создать, не дворец, а место, где больной, психически нестабильный ребёнок вырастет здоровым и весёлым…
— Я смогу всё, за что возьмусь, — сказал Васильев. — Но только потому, что я корректор. Забрать это — и я никто.
Бабушка слушала внимательно. Ратна стояла истуканом.
Директриса тоже корректор, но по виду не скажешь. Даже Кнопка не казалась настолько бесчувственной. Птиц хорошо знал, что кроется за таким дубовым спокойствием, но в принципе не умел жалеть кого-либо, кроме себя.
— Это как наркотик, — сказал он. — Я его ненавижу, но без него не могу.
«…я им дышу, и не знаю, как по-другому», — договорил он про себя. Алентипална всё понимала без слов.
Стоило ему взять в руки реконструкторский лук, и на полном скаку он сбил пять из пяти. Как древний монгол.
И не могло быть иначе.
«Райский Сад», — подумал Птиц и хихикнул про себя.
…Слишком хорошо. Привыкаешь, что такой и должна быть жизнь. И думаешь, что в школе замечательно, но это только школа, дальше будет ещё лучше, ещё краше, ещё чудесней! И танцуешь на празднике собственного изгнания из рая.
— Тебе тяжело заниматься оперативной работой? — уронила Бабушка сочувственно и печально; в узких глазах Ратны почудилось презрение.
— Нет.
— Тогда я не понимаю, — голос её дышал лаской и заботой, как всегда, и от этого Птицу становилось ещё тошнее. От невозможности отрицать и огрызаться. Если выцедить по крупице и собрать воедино всё хорошее, что есть в Саду, получится маленький кусочек мира вокруг Алентипалны.
…потом оказывается, что за стенами школы раскинулось нечто, больше похожее на исполинскую помойку, чем на мир, каким ты его представляешь. Потому что пусть Сеть, пусть курс новейшей истории, пусть тренинги, но ты сыздетства живёшь в Райском Саду.
А помойка, к слову, считая себя единственно верной формой существования, пытается сожрать всё прочее. Остаётся только фронт, только передний край, и вот — особист-корректор, райская птица, страшнейшее оружие во Вселенной, ты лепишь кому-то тромб в вене, чтобы другой пацанёнок мог скакать на лошади и стрелять из лука, как древний монгол…
— Я сам себя не понимаю, — Димочка уставился в землю.
Бабушка думала. Спицы щёлкали, точно сами собою.
— Хочешь заниматься этически безупречной деятельностью? — спросила, наконец, она. — Такая возможность есть. Синдром Мура. Лечебница на Терре-без-номера.
Димочка представил себе скорбных синдромом внешних территорий, и его затошнило сильнее: лысые, одутловатые, пучеглазые, с деформациями скелета, с руками-клешнями… ещё, чего доброго, вонючие. Птиц не скривился только из личной приязни к Бабушке, которая очень заботилась о своих мурятах.
Ратна всё заметила и всё поняла.
— Я вообще не хочу быть сверхполноценником, — глухо, почти мстительно сказал Птиц. Директриса сузила азиатские глаза в окончательные щёлки, но промолчала. Потом повернула голову движением марионетки. Димочка проследил за её взглядом, и увидел Аксенис.
Он никогда не путал тройняшек. Не потому, что был особенно наблюдателен. Не хотел путать — и не путал. Для такого даже песен не требовалось.
Женя «Ручей» Эрлинг, Ньян Вин, «Клёст». Третья Чигракова, Ксенька-Тройняшка. Долгосрочный проект на Древней Земле. Звучит мирно; на самом деле Аксенис — двойной агент. То есть это для землян она двойной агент…
Димочка усмехнулся.
Алентипална не хотела, чтобы её беспокоили по пустякам; Синий Птиц — важная персона. Поэтому сюда, к водопаду и бабушкиным спицам, не набежали дети. Просто не захотели.
Ксения шагала размашисто, точно хотела пуститься бегом и сдерживала себя. От Бабушки повеяло тревогой.
Ручей — не чета Димочке, у него не запредельный пятнадцатый, а приличный десятый, он не сотворит чуда… но зато он вменяем. Не организует проблем и не посылает штатных психотерапевтов в несказанную даль. Поэтому на Земле — Ручей. Прикрывает ксенолога-дипломата Чигракову, разыгрывающую достойную Атк-Этлаэка партию. А Птиц устраивает самоанализы пополам с истериками.
— В чём дело? — разомкнула губы Ратна.
— Алентипална, — только кивнув директрисе, Ксения наклонилась к Бабушке, — простите, ваш браслетник выключен.
— Да…
— Иван Михайлович просит вас как можно скорее быть в Степном.
Плавно, медленно Бабушка положила вязанье.
Птиц ощутил дикую ревность, дичайшую, физиологическую — точно умирающему от жажды дали бутылку с родниковой водой и отняли после пары глотков. Аксенис покосилась на мальчика-звезду и убрала за ухо русую прядь.